интересная статья по адресу
slon.ru/articles/130856/
это маленькая часть, все не вмещается

Почему экономическая наука бессильна
Пол Кругман рассказывает, почему кризис застал экономистов врасплох, разоблачает «пресноводных» и возвещает победу кейнсианства

Сейчас в это трудно поверить, но не столь давно экономисты поздравляли друг друга с успехами своей науки. Эти достижения – так, по крайней мере, казалось – были и теоретическими, и практическими, и сулили всей сфере экономической науки золотой век. Что касается теорий – казалось, найден способ разрешить внутренние споры. Так, в статье 2008 года, озаглавленной «Состояние макроэкономики», Оливье Бланшар из Массачусетского технологического института (MIT), (сейчас он занимает пост главного экономиста МВФ), заявил, что «макроэкономика в хорошем состоянии». По его словам, все старые битвы окончены, произошло «сближение взглядов».

Да и экономисты-практики считали, что у них всё под контролем: «Основная задача предотвращения депрессий – решена», – заявил Роберт Лукас из Чикагского университета в президентском обращении к Американской экономической ассоциации в 2003 году. В 2004-м Бен Бернанке, бывший профессор из Принстона, который сейчас возглавляет Федеральную резервную систему, восхвалял Великую Умеренность в экономических проявлениях, которая стала результатом улучшений в экономической политике.

А в прошлом году все рухнуло.

НАУКА БЕССИЛЬНА
Лишь немногие экономисты видели приближение нынешнего кризиса, но неспособность предсказать его – наименьшая из проблем экономической науки. Куда важнее то, что вся отрасль оказалась не в состоянии увидеть саму возможность катастрофических отказов рыночной экономики. В золотые годы экономисты из финансового сектора уверовали, что рынки в основе своей принципиально стабильны, то есть акции и прочие активы всегда оцениваются совершенно верно.

В самых распространенных математических моделях, которыми пользовались для прогнозирования экономисты, ничто не предполагало саму возможность коллапса вроде того, что случился в минувшем году.

Макроэкономисты, конечно, расходились во взглядах. Но, в основном, спорили те, кто настаивал на том, что экономики со свободным рынком никогда не сбиваются с пути, и те, кто считал, что экономики вполне могут то тут, то там отбиться от общего стада, зато любые крупные отклонения от пути процветания могут быть (и будут) исправлены всемогущим государством.

Ни одна из сторон не была готова к тому, что придется иметь дело с экономикой, слетевшей с рельсов, несмотря на все усилия правительства.

В свете кризиса стало ясно, что дыры в экономической теории разверзлись шире некуда. Тот же Лукас заявил, что планы администрации Обамы относительно стимулирования, – это «халтурная экономика», а его чикагский коллега Джок Кокрейн – что планы эти опираются на «сказки с дурной репутацией».

В ответ Брэд Делонг из университета Калифорнии в Беркли написал об «интеллектуальном коллапсе» чикагской школы, а лично я говорил, что комментарии чикагских экономистов, – результат Смутного времени в макроэкономике, во время которого были утрачены тяжким трудом добытые знания.

Что случилось с экономической наукой? И куда она теперь отправится?

Как мне представляется, экономика сбилась с пути, потому что экономисты в массе своей ошибочно приняли за правду красоту, облицованную убедительно выглядящими математическими выкладками.

До Великой депрессии большинство экономистов сходились во взглядах на капитализм как на совершенную или наиболее близкую к совершенной систему. Этот образ не устоял перед массовой безработицей, но когда воспоминания о Депрессии поблекли, наука экономика снова закрутила роман со старым, идеализированным взглядом: мыслящие индивидуумы взаимодействуют на совершенных рынках. На этот раз все это подкреплялось навороченными красивыми уравнениями.

Безусловно, обновленный роман с идеализированным рынком был частично реакцией на меняющиеся политические веяния, частично – желанием приобщиться к материальным благам. Творческий отпуск в Институте Гувера и предложение о работе на Уолл-Стрит на дороге не валяются.

Но все же главной причиной провала было желание найти всеобъемлющий и элегантный подход, который заодно давал бы экономике шанс блеснуть математическим мастерством. К несчастью, это романтизированное и облагороженное видение экономики привело большинство экономистов к игнорированию всего, что, в принципе, могло пойти не так.

Они демонстративно не замечали пределов человеческой рациональности (которая часто приводит к пузырям и банкротствам); проблем организаций, которые становились неуправляемыми; несовершенства рынков – особенно финансовых, – которые могут заставить экономическую операционную систему претерпевать внезапные, непредсказуемые обвалы; опасностей, которые возникают, когда те, кому следует регулировать ситуацию, не верят в саму возможность регулирования.

Гораздо сложнее предсказать, куда наука экономика двинется теперь.

Почти наверняка экономистам придется научиться жить с беспорядком. То есть, им придётся принять значимость нерационального и часто непредсказуемого поведения, быть готовыми к разного рода несовершенствам рынков. И признать, что до элегантной экономической «теории всего» пока далеко.

На практике это превращается в рекомендации вести более осторожную политику – и не отключать экономические противовесы и системы безопасности, полагаясь на то, что рынок решит все проблемы.